Виктор О`Рейли - Забавы Палача

– Нет ничего подозрительного, если верить властям, – сказал Килмара, – но Хьюго не слишком им доверяет. Ему кажется, будто здесь что-то неладно, а он привык прислушиваться к своему внутреннему голосу.

Аделин это явно не убедило.

– Внутренний голос – и все?

– По-моему, не только, – сказал Килмара. – Хьюго – противоречивая натура. Это мягкий человек с твердым стержнем внутри, и многие его таланты связаны как раз с этой внутренней твердостью. Не случайно ведь он провел на фронте почти всю сознательную жизнь. В Конго он дрался прекрасно, хотя после боя его всегда начинали одолевать угрызения совести. Став военным корреспондентом, он нашел компромисс. Ну, а теперь он приблизился к зрелому возрасту, когда наступает пора подумать о том, кем ты был и куда ты идешь. Мне кажется, его мучит совесть из-за того, что он столько лет получал деньги, фотографируя страдания других людей, и эта последняя смерть на его пороге сыграла роль катализатора, выпустив на волю все, что накопилось у него на душе. Скорее всего, он считает, что, найдя причины этой трагедии, сумеет предотвратить какую-то другую беду.

– Думаешь, из этого что-нибудь получится? – сказала Аделин. – По-моему, более вероятно, что все будут захлопывать двери у него перед носом. Никто не любит говорить о самоубийцах – особенно родные.

Килмара кивнул.

– Что ж, – ответил он, – вообще-то ты права, но Фицпу-эйн – особый случай. У него есть кое-какие редкие качества, хотя он рассмеялся бы, скажи ты ему об этом. Он умеет разговорить людей и чувствует то, чего другие не замечают. Он не просто обаятелен. Если бы я верил в такие вещи, то сказал бы, что к нему применимо слово “фэй”.

– Что значит “фэй”? – спросила Аделин. Она прекрасно владела английским и была слегка раздосадована тем, что Килмара употребил не знакомое ей слово. Ее носик воинственно нацелился вверх, в глазах блестел вызов. Килмара залюбовался ею. Он издал смешок.

– О, это настоящее слово, – сказал он. – Тебе небесполезно будет знать его, раз уж ты общаешься с кельтами. Он достал с полки за креслом словарь Чеймберса.

– “Фэй”, – прочел он. – “Осужденный; обреченный на гибель; находящийся под угрозой внезапной или насильственной смерти; предвидящий будущее, особенно какие-либо бедствия; эксцентричный; немного сумасшедший; сверхъестественный”.

Аделин содрогнулась и посмотрела в огонь.

– И ты думаешь, все это к нему подходит? – Килмара улыбнулся и взял ее руки в свои. – Не так уж все страшно, – сказал он. – Этот сукин сын еще и удачлив.

Аделин тоже улыбнулась и чуть помолчала, прежде чем заговорить. Но голос ее звучал серьезно.

– Шейн, милый, – промолвила она, – помнишь, ты рассказывал мне о жене Хьюго – как она погибла; как ее убили; как он не сделал ничего, чтобы спасти ее?

– Он не мог, – ответил Килмара. – У него был приказ, очень мало людей, а потом, он все равно не успел бы. Он ужасно переживал – черт возьми, я сам знал эту девушку, она была замечательная, – но ему не за что себя корить.

Аделин поглядела на него.

– По-моему, причина в Анне-Марии, – сказала она. – Именно из-за нее он и не может оставить это дело.

Килмара поцеловал руку жены. Он любил ее безумно; шли годы, подрастали дети, а эта любовь только усиливалась. Он подумал, что Аделин почти наверняка права насчет Фицдуэйна, и его охватила тревога за друга.

Сидя за рулем автомобиля, Фицдуэйн решил, что лучше думать о чем-нибудь другом, нежели о состоянии дороги из Дублина в Корк, иначе можно заработать инфаркт. Он стал вспоминать события, происшедшие после трагедии на острове.

Первым местом, откуда следовало начинать расспросы, был, разумеется, Дракеровский колледж. Но это оказалось не так-то просто. Для маленького, изолированного коллектива учителей и студентов смерть Руди фон Граффенлауба была значительным событием. Фицдуэйну сразу же и абсолютно ясно дали понять, что этот печальный инцидент должен быть забыт, и чем скорее, тем лучше. Никто из обитателей колледжа не желал, чтобы ему напоминали о гибели Руди. Что поделать, говорили Фицдуэйну, – такие вещи случаются. Точно защищаясь, кто-то из администрации сказал, что среди причин смерти у молодежи самоубийства стоят на первом месте. Фицдуэйну, который прежде никогда об этом не задумывался, трудно было поверить в это, однако выяснилось, что это правда.

“Если учесть данные статистики, можно только удивляться тому, что этого не случилось раньше”, – сказал Пьер Данель, директор колледжа, к которому Фицдуэйн мгновенно проникся легкой неприязнью. “Наши студенты всегда чувствовали себя здесь прекрасно”, – сказал заместитель директора, старающийся во всем уподобляться Данелю.

Судебное заседание заняло меньше часа. Сержант Томми Кин подвез Фицдуэйна к гранитному дому, которому было не меньше двухсот лет, – теперь здесь размещались органы правосудия. В багажнике машины сержанта лежали рыболовные снасти, детская кукла – и кусок тонкой голубой веревки с петлей, испещренной коричневатыми пятнами. Это сочетание будничного и рокового показалось Фицдуэйну довольно необычным.

Во время заседания Фицдуэйна не покидало ощущение, будто все присутствующие думают только об одном: как можно скорее разделаться со всем этим и уйти восвояси.

Фицдуэйн дал свои показания. Патологоанатом – свои. Затем их место занял Томми Кин. Затем были вызваны директор колледжа и несколько студентов. Одна из них, миловидная пухлощекая блондинка в ореоле золотых кудряшек, – ее звали Тони Хоффман – была с Руда особенно близка. Она расплакалась. По мнению Фицдуэйна, никто не выдвинул сколько-нибудь вероятной причины, по которой Руда мог решить расстаться с жизнью; перекрестный допрос был сведен к минимуму. Судейские чиновники словно старались опередить бег часов.

Коронер подтвердил, что личность повешенного была установлена верно, и он действительно является Руда фон Граффенлаубом. Он умер в результате повешения на дереве. Известно, что он был склонен к задумчивости и перемене настроений, а также озабочен “мировыми проблемами”. Его родителям, не присутствовавшим на заседании, решено было передать соболезнования суда. Никто ни разу не употребил слова “самоубийство” – Фицдуэйн подумал, что это, должно быть, вызвано юридическими причинами.

На обратной дороге, в автомобиле, Томми Кин заговорил с ним.

– Ты, наверно, ожидал большего, ведь правда, Хьюго?

– Пожалуй, – сказал Фицдуэйн. – Все было так скоропалительно.

– Так оно обычно и бывает, – сказал Кин. – Всем от этого только легче. Немножко белой лжи вроде той, что парень умер мгновенно, никому не повредит.

– А на самом деле нет?

– Конечно, нет, – ответил сержант. – Об этом, понятно, не говорили на открытом заседании, но на самом деле он удавился. Доктор Бакли сказал, что это должно было занять от четырех до пяти минут, а может, и больше – намного больше.

Дальше они ехали молча. Фицдуэйн подумал, лежит ли еще в багажнике та голубая веревка.

В кабинет Килмары вошел дежурный лейтенант. У него-явно нездоровый вид, подумал тот.

– Вы просили, чтобы вам сообщали обо всех событиях на острове Фицдуэйна, полковник? Килмара кивнул.

– Нам позвонили из тамошнего полицейского участка, – сказал лейтенант. – В Дракеровском колледже еще один случай повешения. – Он заглянул в свой блокнот. – Жертва – восемнадцатилетняя девушка из Швейцарии, некая Тони Хоффман, – по-видимому, близкая подруга Рудольфа фон Граффенлауба. Нет никаких сомнений в том, что это самоубийство. Она оставила записку. – Он замолчал и сглотнул.

Килмара поднял бровь.

– И?…

– Страшно сказать, полковник, – произнес лейтенант. – Похоже, она сделала это на виду у всего колледжа. У них есть актовый зал. Как только все учителя и студенты собрались там, они услышали крик на балконе в задней части зала. Обернулись и увидели, что она стоит на перилах балкона с веревкой на шее. Она прыгнула, когда убедилась, что все на нее смотрят. Зрелище, наверное, было не из приятных. Голова у нее почти оторвалась.

– Она сказала что-нибудь перед тем, как прыгнуть? – спросил Килмара.

– Она крикнула: “Помните Руди!” – ответил лейтенант. Килмара поднял другую бровь. – Да уж запомним, – сухо сказал он. Потом отпустил лейтенанта. – У юной леди явно была актерская жилка, – сказал он Гюнтеру. Тот пожал плечами.

– Бедняга, – заметил он. – Что тут еще скажешь? Классическое самоубийство-подражание. В замкнутом коллективе одно самоубийство часто влечет за собой другие. Многие коронеры считают, что о подобных случаях не следует сообщать хотя бы по этой причине.

Килмара содрогнулся.

– Ф-фу, – сказал он. – До чего мрачное дело. Пока наш лейтенант не принес это известие, я намеревался пораньше уйти домой и выкупать близнецов.

– А теперь? – спросил Гюнтер. Килмара сделал небольшую паузу и усмехнулся. – Я намереваюсь пораньше уйти Домой и выкупать близнецов, – сказал он. Он надел плащ, проверил свое личное оружие и повернул ручку, передающую сигнал в подземный гараж. Он решил, что о втором повешении сообщит Фицдуэйну завтра. А сегодня вечером пускай Хьюго разбирается с одним.